Изначально, презентация книги Алины Витухновской должна была пройти в клубе Б2, но была отменена в силу неких «диссидентских» причин. В любом случае, состоялась она в небезызвестном клубе «На Брестской». Как ни странно, но во вторник поглядеть на действо собралась довольно приличных размеров толпа. Состоявшая как из богемных бездельников, так и из известных деятелей консервно-революционного движения. Отдельными столиками сидели поэты и писатели, потрясая авторитетом и седыми прядями, а также провожая обреченно похотливыми взглядами редких школьниц, присутствовавших в зале. Вечер начался со вступительного слова пары персонажей, которые оставили впечатление легкой невменяемости по причине злоупотребления неизвестными веществами. Куда интереснее было смотреть на саму Витухновскую, выступавшую под видеоряд Владимира Эпштейна: эксгумация трупов, БДСМ и прочие мелкие радости. Новое видео-творение Епифанцева на стихи «Умри, Лиса, Умри» было великолепно, в нем появилась доля самоиронии, которой явно недоставало в ранних клипах. Отгремели выступления Inquisitorum и Altera Forma. На этом презентация закончилась, но сказка впереди. 
Очевидно, что Алина Витухновская успела превратиться в легенду современного андеграунда. В самый настоящий символ, и, по аналогии, бесчестность и бессовестность эпохи. Впрочем, нет, скорее в ее персонифицированную бесчеловечность. Этому изрядно способствуют сонмы безымянных песнопевцев, которые в своих сомнительных сонетах навешивают разнообразные ярлыки (такие же сомнительные). Начиная от «Аушвица», заканчивая Бог, знает, чем еще. В новой книге Витухновской собрано изрядное количество подобных статей. Чтобы добраться до творчества Алины, приходиться продираться сквозь них так же, как в школе приходилось продираться сквозь мутные лекции горе преподавателей, в попытках добраться до самих произведений. Впрочем, нужно отдать должное. Перед выступлением Алины на поэтическом вечере «Шепоты и Крики Империи», на сцену вышел молодой человек и предложил всем оторваться от набивания желудков, мотивируя это тем, что дети присутвующих будут учить Витухновскую наизусть на школьных уроках литературы. Предложение, конечно, прозвучало бесцеремонно и по-хамски, но это можно списать на порывистость молодости. Действительно, если через тридцать в этой стране останутся русские дети, а не только китайские, азербайджанские и чеченские. Если здесь вообще будут дети, а не сплошной радиоактивный кратер. Тогда, очень может быть, что девочки хором запоют «Умри, Лиса, Умри», а мальчики «О прямом действии». Видение апокалипсиса! Но я думаю, что Витухновская достойна большего. А персонажи вроде Константина Кедрова (автор потрясающе вульгарного предисловия), надеюсь, вовсе не замызгают полотно истории своими башмаками. 
Честно говоря, хотелось бы отвлечься от образа легенды и символа, так оный изрядно мешает простому восприятию строчек, слов и предложений. А это, как известно, в нашем деле самое главное. «Черная икона русской литературы» — это антология Алины Витухновской, собрания сочинений начиная с лохматых восьмидесятых годов, заканчивая самыми последними сеансами уничтожения реальности. Не хотелось бы уподобляться упомянутой журналистской братии, но некоторые ее стихи производят впечатление визионерского прозрения, натуралистично погружения в сторону алхимического «полюса разложения и абсолютной смерти». Если «искусство должно быть как удар», то это как раз такой удар. Причем не наигранная пощечина по чьему-либо вкусу, а простой удар по морде, бессмысленный, но ужасно правдивый. В наше время декаденс вообще должен быть чужд утонченности, потому как концентрация абсурда достигла неимоверных масштабов. Сквозь иллюзию и абсурд единственно реальными элементами, как бы вестниками неизменного онтологического мрака проступают Чикатиллы и прочие Чарльзы Мэнсоны. И вполне очевидна и своевременна фраза Витухновской «Чикатилло — единственный Христос, которого мы заслуживаем». Возможно, сеансы «уничтожения реальности» — это единственное, что связует нас с божественным, что может расшевелить вялотекущий маразм существования. В этом смысле Чикатилло действительно Христос. 
Но поэзия Витухновской не ограничивается «страстями» и «мытарствами», одной из главных тем является эдакая девичья некро-романтика, выраженная в стихотворении «Умри, Лиса, Умри». Обыгрывание онтологической рифмы «любовь-смерть», на первый взгляд несколько наивное, но в случае с Витухновской идущее в крайнюю, почти магическую форму экзальтации. Эстетика черных лисиц, кокетливо прогрызающих себе путь в метафизические запредельности. Примерно, такой же эстетический ряд я увидел в фильме Ренаты Литвиновой (Богиня: как я полюбила), да уж простят меня за такое сравнение. Но оно бросает свет на проблему определения стиля. Поэзию Витухновской сложно назвать «декаденсом» или, скажем, «авангардом», по той причине, что представители этих стилей сами присваивали себе названия в манифестах. У Витухновской нет манифеста. Да и вообще, в современной обстановке сложно представить себе «манифесты» и организованные поэтические движения. Так как, никто не знает с чем именно следует бороться и в какую сторону двигаться. Более того, никто не знает где находится та духовная точка опоры, с которой следует начинать отсчет. Но Витухновская, похоже, она и не нужна, Витухновская не пользуется стереотипными образами и символикой. Посему причислить ее к «Детям Солнца» (М. Горький) или «Детям дохлой луны» (один манифестов русских футуристов) довольно проблематично. Ее образный ряд — Освенцимы, концлагеря, собаки Павлова и Гитлеры. Все они выплясывают марионетками диковинные танцы, под дудку мастерской игры словами. Поэзия Витухновской — это обыгрывание архетипа, то, что я окрестил «игрой черных лисиц». Поэтому проблематика ее скорее онтологическая, нежели та, что укладывается в рамки стиля и времени. Очевидно, что современном обществе господствует принцип некоей энтропийной женственности. Постоянная расщепленность и рассеянность сознания диктует постоянный рост потребностей, а тот в свою очередь диктует постоянный рост общественных элементов, пристроек и подвалов. Все большее расщепление на атомы. В подобной атмосфере, обращение к прошлому — весьма здоровый позыв. Многие авангардисты (некоторые сознательно, некоторые не очень) своими экспериментами над поэтической формой и словесной эквилибристикой пытались вернуться к первобытной аутентичности, визионерско-шаманскому восприятию мира и мифологическому повествованию. Таковы, например, сверхповесть «Дети Выдры» Хлебникова и опера «Победа над Солнцем» Крученых. Эпическая смена космологических циклов. В одном речь идет о сверхчеловеческом языке чисел, в другом о языке иррациональном. Поэзия Витухновской — это тоже своеобразное мифотворчество и языковой код. Но ее миф — это хтоника и хаос. Полная инверсия смыслов и ценностей, отрицание структурных законов языка, отрицание любого позитивного принципа — «мы любим зло», «я меняю кинотеатр на концлагерь». Таким образом, мир лишается организующего его трансцендентного начала, возвращается к своим хаотическим истокам. Видимо, так и происходит пресловутое «уничтожение реальности». Оно же, наверное, возвращение в детство. Не в социально детерминированное школьное детство, а в то, полузабытое, когда слова и поступки не имели еще четких названий и градаций. Но истины ради, следует заметить, что вся эта «чернуха» неизменно затягивает своими завихрениями прожорливой бездны. Лишает свободы. Речь идет вовсе о «свободе творчества», которая суть нонсенс. Скорее о превосходстве вербальных образов над невербальным посылом.

Ссылка на публикацию: https://www.facebook.com/vituhnovskaa/posts/457328634327764